Психологическая помощь

Психологическая помощь

Запишитесь на индивидуальную онлайн консультацию к психологу.

Библиотека

Читайте статьи, книги по популярной и научной психологии, пройдите тесты.

Блоги психологов

О человеческой душе и отношениях читайте в психологических блогах.

Психологический форум

Получите бесплатную консультацию специалиста на психологическом форуме.

Карен Хорни

Карен Хорни
(Karen Horney)

Невротическая личность нашего времени

Содержание:

Глава 1. Культурный и психологический аспекты понимания неврозов

Хорни К. «Невротическая личность нашего времени». Перевод с англ. В. В. Старовойтова. М.: Айрис-пресс, 2004 г.

ЗАДАТЬ ВОПРОС
ПСИХОЛОГУ

Владимир Каратаев
Психолог, психоаналитик.

Андрей Фетисов
Психолог, гештальт-терапевт.

Софья Каганович
Психолог-консультант, психодраматерапевт, психодиагност.

Катерина Вяземская
Психолог, гештальт-терапевт, семейный терапевт.

Глава 4. Тревожность и враждебность

Обсуждая различия между страхом и тревогой, в качестве первого результата мы установили, что тревога - это страх, который, по сути дела, диктуется субъективным фактором. Какова же его природа? Давайте начнем с описания того, что испытывает человек, переживая тревогу. Это ощущение могущественной, неотвратимой опасности, перед которой он полностью бессилен. Какими бы ни были проявления тревоги, будет ли это ипохондрический страх заболеть раком или страх перед грозой, фобия высоты или любой другой подобный страх, неизменно присутствуют два фактора: непреодолимая опасность и беззащитность перед ней. Иногда та пугающая сила, перед которой человек чувствует свою беспомощность, может восприниматься как идущая извне - гроза, рак, несчастный случай и тому подобное; иногда он ощущает, что угрожающая ему опасность исходит из его собственных неуправляемых импульсов - страх прыгнуть с высоты или нанести кому-то увечье; иногда опасность предстает как нечто смутное и неуловимое, что часто имеет место во время приступа тревоги.

Однако такие чувства сами по себе не являются характерными для одной лишь тревоги; они могут быть точно такими же в любой ситуации, содержащей реальную непреодолимую опасность и фактическую беспомощность перед ней. Мне представляется, что субъективные переживания людей во время землетрясения или переживания двухлетнего малыша, подвергаемого жестокому обращению, нисколько не отличаются от субъективных переживаний человеком страха перед грозой. В случае страха опасность находится в реальности и чувство беспомощности обусловлено реальностью, а в случае тревоги опасность порождается или усиливается внутренними психологическими факторами, беспомощность же обусловлена собственным отношением человека.

Вопрос о роли субъективного фактора в состоянии тревоги сводится, таким образом, к исследованию более специфического вопроса: каковы те психологические условия, которые порождают ощущение надвигающейся грозной опасности и чувство беспомощности перед ней? Таков, во всяком случае, тот вопрос, который должен поставить психолог. То, что химические вещества в организме могут также порождать ощущение тревоги и сопутствующие ей физические проявления, является в такой же малой степени психологической проблемой, как и тот факт, что химические вещества могут вызвать приподнятое настроение или сон.

При обсуждении проблемы тревожности, как и в случае многих других проблем, Фрейд указал нам направление движения. Он сделал это с помощью своего основополагающего открытия того, что субъективный фактор, связанный с тревогой, лежит в наших собственных инстинктивных влечениях. Другими словами, как ощущение опасности, предвосхищаемое тревогой, так и чувство беспомощности перед нею вызываются взрывной силой наших собственных влечений. Я буду более детально обсуждать взгляды Фрейда в конце этой главы, а также отмечу, чем отличаются мои взгляды от его.

В принципе любое побуждение потенциально может вызвать тревогу при условии, что его обнаружение или реализация будут означать нарушение других жизненных интересов или потребностей, и при том условии, что оно является достаточно настоятельным или сильным. В периоды, когда существовали четко определенные и суровые сексуальные табу, подобно викторианской эпохе, следование сексуальным побуждениям часто влекло реальную опасность. Незамужней девушке, например, приходилось испытывать угрызения совести или подвергаться социальному остракизму. Те же, кто, уступая своей потребности, занимались мастурбацией, испытывали реальную опасность подвергнуться кастрации или быть отнесенными к разряду душевнобольных. Многое из сказанного выше справедливо и в наше время по отношению к некоторым извращенным сексуальным влечениям, таким, как эксгибиционистские наклонности или сексуальные влечения к детям. Однако что касается нормальных сексуальных побуждений, то наше отношение к ним стало столь снисходительным, что признать их у себя или осуществить их в реальности намного реже сопряжено с серьезной опасностью; так что имеется гораздо меньше фактических оснований для опасений на этот счет.

Изменение в отношении к сексу, принятом в культуре, может быть во многом ответственно за тот факт, что, согласно моему опыту, сексуальные влечения как таковые лишь в исключительных случаях обнаруживаются в качестве движущей силы, стоящей за тревожностью. Это утверждение может показаться преувеличенным, потому что, несомненно, на первый взгляд тревожность представляется связанной с сексуальными влечениями. Часто обнаруживается, что невротичные лица испытывают тревожность в связи с сексуальными отношениями или имеют в этой сфере внутренние запреты как следствие своей тревожности. Однако более глубокий анализ показывает, что основа тревожности обычно лежит не в сексуальных влечениях как таковых, а во враждебных импульсах, связанных с ними, таких, как стремление причинять боль или унижать партнера посредством сексуальных отношений.

В действительности враждебные побуждения различного рода образуют главный источник, из которого проистекает невротическая тревожность. Я опасаюсь, что это новое утверждение опять будет звучать как неоправданно широкое обобщение того, что может быть справедливо для некоторых случаев. Но эти случаи, в которых можно обнаружить прямую связь между враждебностью и вызываемой ею тревожностью, не являются единственным основанием для моего утверждения. Хорошо известно, что острое враждебное побуждение может быть непосредственной причиной тревожности, если его осуществление будет означать крушение целей «я». Один пример прояснит многое. Ф. отправился с любимой девушкой по имени Мэри в горы. В дороге между ними что-то произошло, что привело Ф. в дикое бешенство из-за разбуженной ревности. Проходя по отвесной горной тропинке, он испытывает страшный приступ тревоги, с затрудненным дыханием и сильным сердцебиением, вследствие осознаваемого им побуждения столкнуть девушку в пропасть. Структура тревожных чувств такого типа та же самая, что и при тревоге вследствие сексуальных причин: наличие властного побуждения, уступка которому означала бы катастрофу для «я».

Однако у подавляющего большинства людей непосредственная причинная связь между враждебностью и невротической тревожностью далеко не так очевидна. Поэтому, для того чтобы сделать понятным мое утверждение о том, что в неврозах нашего времени враждебные импульсы являются главной психологической силой, порождающей тревожность, необходимо несколько детальнее исследовать те психологические последствия, которые возникают в результате вытеснения враждебности.

Вытеснить враждебность означает делать вид, что все хорошо, и таким образом устраняться от борьбы тогда, когда нам следует бороться или, по крайней мере, когда нам хотелось бы бороться. Следовательно, первым неизбежным следствием такого вытеснения является то, что оно порождает чувство беззащитности или, чтобы быть более точным, оно усиливает уже имеющееся чувство беспомощности. Если враждебность вытесняется в тот момент, когда фактически происходит ущемление интересов человека, для других открывается возможность взять над ним верх.

Переживания химика С. представляют собой пример рядового случая такого рода. С. находился в состоянии, которое сочли нервным истощением в результате чрезмерной работы. Он был одаренным и крайне честолюбивым человеком, причем сам не осознавал этого. По причинам, которые мы не будем здесь рассматривать, он вытеснил свои честолюбивые стремления и выглядел весьма тихим и скромным. Когда он поступил на работу в лабораторию крупной химической фирмы, некий Г., который был немного старше С. и занимал более высокое положение, взял его под свою опеку. Вследствие ряда личных факторов: зависимости от расположения других людей, боязливости, вызванной ранее критическим отношением к нему, отсутствия осознания собственного честолюбия и поэтому неумения увидеть его в других - С. был счастлив принять такую дружбу и не смог заметить, что в действительности Г. заботила только собственная карьера. Его лишь однажды смутно встревожило то обстоятельство, что Г. выдал его идею, которую он ранее сообщил Г. в дружеской беседе, за свою. На мгновение С. испытал недоверие, но, так как его собственное честолюбие в действительности возбудило в нем чрезмерную враждебность, он немедленно вытеснил не только эту враждебность, но и свою правомерную критику и недоверие. Поэтому он сохранил убеждение, что Г. - его лучший друг. В результате, когда Г. отговорил его от продолжения определенной линии работы, он принял этот совет за чистую монету. Когда же Г. обнародовал изобретение, которое по праву принадлежало С, последний посчитал, что Г. более талантлив и образован, чем он сам. Он был счастлив иметь такого замечательного друга. Так вследствие вытеснения своего недоверия и гнева С. не смог заметить, что в жизненно важных вопросах Г. скорее был его врагом, нежели другом. Из-за приверженности иллюзии, что его любят, С. отказался от готовности к борьбе за собственные интересы. Он даже не осознавал, что его жизненно важные интересы ущемлялись, и поэтому не мог за них бороться, позволяя другим пользоваться своей слабостью.

Те страхи, преодолению которых служит вытеснение, могут также быть преодолены путем сохранения враждебности под контролем сознания. Но сохранение враждебности под контролем или ее вытеснение не являются вопросом выбора, потому что процесс вытеснения подобен непроизвольно-рефлекторному процессу. Вытеснение происходит тогда, когда в какой-либо ситуации осознание собственной враждебности становится невыносимым для человека. В таком случае возможность сознательного контроля, безусловно, отсутствует. Основные причины того, почему осознание враждебности может быть невыносимым, состоят в следующем: человек может любить кого-то и нуждаться в нем и в то же самое время испытывать к этому человеку враждебность; он может не хотеть видеть причины, такие, как зависть или собственническое чувство, которые возбудили враждебность; или он может бояться обнаружить в себе враждебность по отношению к кому-либо. В таких случаях вытеснение является кратчайшим и быстрейшим путем к немедленному восстановлению уверенности. Вследствие вытеснения пугающая враждебность ускользает от осознания или не допускается в него. Мне хотелось бы повторить это утверждение другими словами, потому что, несмотря на всю его простоту, оно является одним из тех психоаналитических положений, которые редко понимаются: если враждебность вытеснена, у человека нет ни малейшего представления о том, что он ее испытывает.

Однако ближайший путь к восстановлению спокойствия не всегда самый безопасный в более широкой перспективе. С помощью процесса вытеснения враждебность - или для указания на ее динамический характер нам лучше воспользоваться здесь термином «гнев» - устраняется из поля его сознания, но не уничтожается. Вырванная из контекста личности человека и, следовательно, находящаяся вне контроля, она действует внутри него в качестве крайне взрывоопасного и разрушительного аффекта и поэтому имеет тенденцию к разрядке. Взрывная сила вытесненного аффекта является еще большей, потому что в силу самой своей изолированности он принимает преувеличенные и часто фантастические размеры.

До тех пор пока человек осознает свою злобу, ее проявление ограничено в трех отношениях. Во-первых, учет сложившихся в данной ситуации обстоятельств показывает человеку, что он может, а чего не может позволить себе по отношению к врагу или к предполагаемому врагу. Во-вторых, если гнев относится к тому лицу, которым он в ином отношении восхищается, которое любит или в котором нуждается, то его гнев раньше или позже включается в комплекс всех его чувств. Наконец, в той мере, в какой человек выработал определенное представление о том, что следует, а чего не следует делать сложившейся личности, это также сдерживает его враждебные побуждения.

Если же гнев вытесняется, доступ к этим ограничивающим возможностям отрезается, и в результате враждебные импульсы выходят за ограничительные барьеры как изнутри, так и снаружи - впрочем, только в воображении.

Если бы упомянутый мною химик следовал своим побуждениям, он испытал бы желание рассказать другим, как Г. злоупотребил его дружбой, или бы вскользь упомянул своему начальнику, что Г. украл его идею, или же попытался удержать его от разработки этой идеи. Но так как его гнев был вытеснен, он оторвался от реального контекста и усилился, что, вероятно, проявилось в его сновидениях (вполне возможно, что в своих сновидениях он в некоторой символической форме совершил убийство или превратился в вызывающего восхищение гения, в то время как остальные с позором исчезли).

Именно из-за такой оторванности вытесненная враждебность с течением времени обычно усиливается под влиянием внешних источников. Например, если высокопоставленный сотрудник испытывает гнев по отношению к своему начальнику, потому что тот отдал распоряжение, не обсудив его с ним, и если сотрудник подавляет свой гнев, никогда не протестуя против такого порядка, начальник определенно будет продолжать действовать через его голову. Посредством этого чувство гнева постоянно возобновляется.

Другое следствие вытесняемой враждебности вытекает из того факта, что человек отмечает внутри себя наличие в высшей степени взрывоопасного аффекта, не поддающегося его контролю. Прежде чем начать обсуждение последствий наличия такого аффекта, нам следует рассмотреть возникающий в этой связи вопрос. По определению, результат вытеснения аффекта или импульса состоит в том, что человек более не осознает его существования, так что на сознательном уровне он не знает, что испытывает какие-либо враждебные чувства к другому лицу. Как же в таком случае я могу говорить, что он «отмечает» внутри себя существование вытесненного аффекта? Ответ заключается в том, что в действительности не существует никакой строгой альтернативы между сознательным и бессознательным, но имеются различные уровни сознания. Вытесненное побуждение не только остается действующим (одно из основных открытий Фрейда), но на более глубоком уровне сознания индивид также знает о его существовании. Это означает, что, по существу, мы не можем обманывать себя, что в действительности мы лучше наблюдаем за собой, чем нам представляется, так же как мы обычно лучше наблюдаем за другими, чем нам представляется, - это проявляется, например, в правильности нашего первого впечатления о данном человеке, - но у нас могут быть веские причины не обращать внимания на это наблюдение. Ради сохранения постоянно встречающихся оправданий я буду использовать термин «отмечать», когда речь пойдет о том, что мы знаем о процессах, происходящих внутри нас, но не отдаем себе в этом отчета.

Эти следствия вытеснения враждебности могут сами по себе быть достаточными для порождения тревоги, однако всегда при том условии, что враждебность и ее потенциальная опасность для других интересов человека достаточно велики. Таким путем могут возникать состояния смутной тревоги. Чаще, однако, данный процесс не останавливается на этом, потому что имеется настоятельная потребность избавиться от опасного аффекта, который представляет внутреннюю угрозу для интересов и безопасности человека. Начинается второй процесс непроизвольного типа: индивид «проецирует» свои враждебные импульсы на внешний мир. Первое «притворство», вытеснение, требует второго: человек «притворяется», что разрушительные побуждения исходят не от него, а от кого-то или чего-то извне. По этой логике человек, на которого будут проецироваться его враждебные импульсы, является тем лицом, против которого они направлены. Результатом является то, что данное лицо теперь приобретает в его сознании громадные размеры, частично вследствие того, что такой человек наделяется тем же качеством безжалостности, которое свойственно его собственным вытесненным импульсам, а частично вследствие того, что при любой опасности степень ее воздействия зависит не только от одних фактических условий, но также от занимаемой по отношению к ним позиции. Чем беззащитнее человек, тем большей представляется возникающая опасность.

В качестве побочной функции проекция также служит потребности самооправдания. Не сам индивид испытывает желание обманывать, красть, эксплуатировать, унижать, но другие хотят делать это по отношению к нему. Жена, которая не знает о собственных побуждениях погубить мужа и субъективно убеждена в том, что она является очень преданной, может в силу этого механизма полагать, что ее муж является жестоким человеком, который хочет причинить ей боль.

Процесс проекции может как дополняться, так и не дополняться другим процессом, действующим в том же направлении: возможно возникновение страха возмездия в результате вытесненного побуждения. В этом случае человек, который стремится к причинению боли, мошенничеству, обману, также испытывает страх, что другие сделают то же самое по отношению к нему. Я оставляю открытым вопрос о том, в какой степени страх возмездия является общим свойством, коренящимся в человеческой природе, в какой степени он проистекает из первичных переживаний, связанных с грехом и наказанием, в какой степени он включает в себя побуждение к личной мести. Несомненно, он играет огромную роль в психике людей, страдающих неврозом.

Эти процессы, порожденные вытесненной враждебностью, вызывают в результате аффект тревоги. В действительности вытеснение порождает в точности то состояние, которое характерно для тревоги: чувство беззащитности, бессилия перед ощущаемой непреодолимой опасностью, угрожающей извне.

Несмотря на то что этапы, связанные с развитием тревожности, являются в принципе простыми, понять условия, порождающие тревожность, в действительности обычно трудно. Одним из осложняющих факторов является то, что вытесненные враждебные побуждения часто проецируются не на фактически связанное с ними лицо, а на что-либо еще. Например, в одном из случаев, описанных Фрейдом, у маленького Ганса развилась тревога не по отношению к своим родителям, а по отношению к белым лошадям. Одна из моих пациенток, весьма здравомыслящая во всех других отношениях женщина, после вытеснения враждебности к мужу внезапно почувствовала боязнь столкнуться с рептилиями в закрытом плавательном бассейне. Представляется, что все - от микробов до гроз - может соединиться с тревогой. Причины такой тенденции, когда тревожность отделяется от вызывающего ее лица, вполне очевидны. Если тревожность в действительности связана с родителем, мужем, другом или с кем-либо еще из близких родственников или знакомых, то допущение враждебности несовместимо с существующими узами любви, уважения и авторитета. Правилом поведения в этих случаях является полнейшее отрицание враждебности. Вытесняя собственную враждебность, человек отрицает, что с его стороны имеет место какая-либо враждебность, а посредством проекции своей вытесненной враждебности на угрозы он отрицает какую-либо враждебность со стороны других. Многие иллюзии счастливого брака покоятся на страусиной политике такого рода.

То, что вытеснение враждебности с неумолимой логикой ведет к порождению тревожности, не означает, что всякий раз, когда этот процесс имеет место, тревожность должна становиться явной. Тревожность может немедленно устраняться посредством одного из защитных механизмов, которые мы уже рассмотрели или рассмотрим позднее. Человек в такой ситуации ищет защиту, например, в лишних часах сна или в выпивке.

Имеются бесконечные вариации в формах тревожности, которые могут возникать в результате процесса вытеснения враждебности. Для лучшего понимания получающихся в итоге картин я схематически представлю различные возможности.

А. Человек воспринимает опасность как идущую от его собственных побуждений.

Б. Опасность ощущается как угроза извне.

С точки зрения последствий вытеснения враждебности группа А представляется прямым результатом вытеснения, в то время как группа Б предполагает проекцию. Как А, так и Б могут быть разделены на две подгруппы.

I. Опасность ощущается как угроза «я».

II. Опасность ощущается как угрожающая другим.

Тогда у нас образуются четыре основных вида тревожности.

А. I. Опасность ощущается как проистекающая от собственных побуждений и угрожающая «я». В данной группе враждебность вторично направлена против «я», этот процесс мы будем обсуждать позднее.

Пример: Фобия, связанная с побуждением прыгнуть вниз с высоты.

А. II. Опасность ощущается как исходящая от собственных побуждений и угрожающая другим.

Пример: Страх нанести кому-либо увечье.

Б. I. Опасность ощущается как идущая извне и угрожающая «я».

Пример: Страх грозы.

Б. II. Опасность ощущается как приходящая извне и угрожающая другим. В этой группе враждебность проецируется на внешний мир и сохраняется первоначальный объект враждебности.

Пример: Тревожность сверхзаботливых матерей по поводу опасностей, угрожающих их детям.

Излишне говорить, что значение такой классификации ограниченно. Она может быть полезна в целях быстрой ориентации, но она не дает описания всех возможных непредвиденных обстоятельств. Например, не следует делать вывод, что лица, у которых развивается тревожность типа А, никогда не проецируют свою вытесненную враждебность; можно лишь заключить, что при данной специфической форме тревожности проекция отсутствует.

Этим свойством враждебности порождать тревожность не исчерпываются взаимоотношения между ними. Этот процесс также происходит и в обратном направлении: тревожность в свою очередь, когда она базируется на чувстве угрозы, в ответ легко провоцирует защитную враждебность. В этом отношении она нисколько не отличается от страха, который может равным образом порождать агрессию. Реактивная враждебность также, если она вытеснена, может порождать тревожность, и таким образом возникает цикл. Этот эффект взаимодействия между враждебностью и тревожностью, всегда взаимно порождающими и усиливающими друг друга, позволяет нам понять, почему мы находим в неврозах такое громадное количество неослабевающей враждебности. Такое взаимное влияние является также основной причиной того, почему тяжелые неврозы столь часто усиливаются без каких-либо явных осложняющих условий извне. Не имеет значения, была ли первичным фактором тревожность или враждебность; крайне важным моментом для движущих сил невроза является то, что тревожность и враждебность неразрывно переплетены.

В общем, выдвигаемая мною концепция тревожности разрабатывается методами, которые в своей сущности являются психоаналитическими. Она имеет дело с движущими силами бессознательных процессов, с механизмами вытеснения, проекции и т. п. Однако если мы обратимся к более глубокому рассмотрению, то увидим, что в нескольких аспектах она отличается от позиции, занимаемой Фрейдом.

Фрейд успешно выдвинул две точки зрения на тревожность. Первая из них, вкратце, заключалась в том, что тревожность возникает в результате вытеснения влечений. Эта точка зрения относилась исключительно к сексуальному влечению и носила характер чисто физиологической интерпретации, так как основывалась на вере в то, что если разрядка сексуальной энергии встречает препятствие, то эта энергия будет порождать в теле физическое напряжение, которое трансформируется в тревожность. Согласно его второй точке зрения, тревожность - или то, что мы называем невротической тревожностью, - возникает в результате страха перед теми влечениями, обнаружение или следование которым создаст внешнюю опасность. Эта вторая интерпретация, которая является психологической, относится не к одному только сексуальному влечению, но также к агрессивным побуждениям. В этой интерпретации тревожности Фрейда занимает вовсе не вытеснение влечений или отсутствие их вытеснения, а лишь страх перед теми влечениями, следование которым сопряжено с внешней опасностью.

Моя концепция основывается на представлении, что эти две точки зрения Фрейда должны быть интегрированы для понимания картины в целом. Поэтому я освободила первую концепцию от ее чисто физиологической основы и объединила ее со второй концепцией. Тревожность возникает не столько в результате страха наших влечений, сколько вследствие страха наших вытесненных влечений. Мне представляется, что причина того, почему Фрейд не смог полноценно использовать свою первую концепцию, хотя она была основана на прямом психологическом наблюдении, заключается в том, что он предложил ей физиологическую интерпретацию, вместо того чтобы поставить собственно психологический вопрос: что происходит во внутреннем психологическом пространстве человека, если он вытесняет влечение?

Второй пункт расхождения с Фрейдом имеет несколько меньшее теоретическое, но тем большее практическое значение. Я полностью согласна с его мнением, что тревожность может возникать в результате любого побуждения, обнаружение которого будет создавать внешнюю опасность. Сексуальные влечения, конечно, могут быть таковыми, но лишь до тех пор, пока наложенные на них строгие индивидуальные и социальные табу делают их опасными. С этой точки зрения частота случаев, когда тревожность порождается сексуальными влечениями, во многом зависит от существующего в культуре отношения к сексуальности. Я не вижу в сексуальности как таковой специфический источник тревожности. Однако я считаю, что такой специфический источник находится во враждебности, а точнее - в вытесненных враждебных влечениях. Можно представить выдвинутую в этой главе концепцию в виде простого, практического вопроса. Когда я обнаруживаю тревожность или ее признаки, я всегда спрашиваю: какое чувствительное место было задето и вызвало соответствующую враждебность и чем объясняется необходимость вытеснения? Мой опыт свидетельствует о том, что поиск в этих направлениях часто ведет к удовлетворительному пониманию тревожности.

Третий момент, где я расхожусь с Фрейдом, - это его предположение о том, что тревожность порождается лишь в детстве, начиная с тревоги, якобы появляющейся при рождении и развивающейся в кастрационный страх, и что тревожность, встречающаяся позднее в жизни, основана на реакциях, которые остались инфантильными. «Несомненно, что люди, которых мы называем невротичными, сохраняют инфантильность в своем отношении к опасности и с возрастом не освобождаются от архаичных условий, вызывающих тревожность».

Попробуем отдельно рассмотреть те элементы, которые содержатся в этой интерпретации. Фрейд утверждает, что в период детства мы особенно склонны проявлять реакцию тревоги. Это бесспорный факт, для которого имеются веские и понятные причины, лежащие в относительной беспомощности ребенка против неблагоприятных воздействий. Действительно, в неврозах характера неизменно обнаруживаешь, что формирование тревожности началось в раннем детстве или, по крайней мере, что основы названной мною базальной тревожности были заложены в то время. Однако, помимо этого, Фрейд считает, что тревожность во взрослых неврозах все еще связана с теми условиями, которые первоначально ее вызвали. Это означает, например, что взрослого человека будет в такой же большой степени мучить страх кастрации, хотя и в видоизмененных формах, какой он испытал, будучи мальчиком. Несомненно, есть отдельные редкие случаи, в которых реакция инфантильной тревожности может при соответствующих провоцирующих условиях вновь возникать в последующей жизни в изначальной форме. Коротко говоря, то, что мы находим, как правило, является не повторением, а развитием. В тех случаях, в которых анализ позволяет нам достичь довольно полного понимания развития невроза, мы можем обнаружить непрерывную цепь реакций, начиная с ранней тревожности до ее взрослых особенностей. Поэтому более поздняя тревожность будет содержать, среди других, элементы, обусловленные специфическими конфликтами, существовавшими в детстве. Но тревожность как целое не является инфантильной реакцией. Рассматривать ее как таковую значило бы смешивать две различные вещи, ошибочно принимать за инфантильную ту установку, которая зародилась в детстве. Если называть тревожность инфантильной реакцией, то с не меньшим основанием можно было бы назвать ее и преждевременно развившейся у ребенка взрослой формой отношения.

Назад Вперед

Невротическая личность нашего времени. Новые пути в психоанализе


Наиболее известные работы гениального ученого-психоаналитика Карен Хорни, яркой представительницы "неофрейдизма", написаны легким, приятным языком и понятны даже неспециалистам. Невероятно популярные в свое время, они и сегодня не утратили своей значимости. В сборник вошли "Новые пути в психоанализе" - критика основных воззрений Фрейда (теории либидо, концепций тревоги и нарциссизма), а также незабываемая "Невротическая личность нашего времени". Хорни по-научному точно и стилистически образно убеждает читателя в том, что воспитание для развития индивида является гораздо более важным, нежели его природная предрасположенность. Особое внимание в книге уделено не прошлым, а существующим в данное время конфликтам невротика и попыткам их решения, а также его насущным тревогам и созданным от них защитам.Книга адресована не только психиатрам и психологам, но и педагогам, социальным работникам, антропологам и даже... самим невротикам, так как они "имеют более тонкое и точное понимание психологических сложностей, чем их здоровые собратья".

ЗАДАТЬ ВОПРОС
ПСИХОЛОГУ

Владимир Каратаев
Психолог, психоаналитик.

Катерина Вяземская
Психолог, гештальт-терапевт, семейный терапевт.

Софья Каганович
Психолог-консультант, психодраматерапевт, психодиагност.

Андрей Фетисов
Психолог, гештальт-терапевт.

© PSYCHOL-OK: Психологическая помощь, 2006 - 2024 г. | Политика конфиденциальности | Условия использования материалов сайта | Администрация