3. Защитные действия Я, рассматриваемые как объект анализа
Отношение между Я и аналитическим
методом
Детальные и утомительные теоретические рассуждения, содержавшиеся в
предыдущей главе, для практических целей могут быть резюмированы в нескольких
простых предложениях. Задача аналитика заключается в том, чтобы ввести
в сознание все, что является бессознательным, независимо от того, какому
психическому образованию оно принадлежит. Аналитик объективно и равномерно
распределяет свое внимание между бессознательными элементами всех трех
образований. Иначе говоря, когда он принимается за работу по разъяснению,
он выбирает себе позицию, равноудаленную от Оно, Я и Сверх-Я.
К сожалению, однако, различные обстоятельства препятствуют этой равноудаленности.
Беспристрастность аналитика не встречает отклика; различные образования
реагируют на его усилия по-разному. Мы знаем, что сами по себе импульсы
Оно не склонны оставаться неосознанными. Они естественным образом устремлены
вверх, постоянно пытаются проложить себе путь в сознание и тем самым
достичь удовлетворения или, по крайней мере, направить свои производные
на поверхность сознания. Как я показала, работа аналитика осуществляется
в том же направлении и подкрепляет эту устремленную вверх тенденцию.
Тем самым для подавленных элементов в Оно аналитик выступает как помощник
и освободитель.
РЕКОМЕНДУЕМ ПРОЧИТАТЬ
"Вредная самооценка. Не дай себя обмануть."

Большинство людей самооценку основой эмоционального благополучия и успеха. Всемирно известный психолог Альберт Эллис, наоборот, называет самооценку величайшим эмоциональным расстройством, ставящим нас в зависимость от мнения окружающих: мы хвалим себя, если нас одобряют другие, мы проклинаем себя, когда другие не одобряют нас. Получается, что самооценка может принести вред психике. В книге доктор Эллис не только разбивает научный миф о значении и пользе самооценивания, но также дает упражнения для изменения самооценочных шаблонов мышления, эмоций и поведения на позитивный подход самопринятия, как основы для установления здоровых отношений с самим собой и другими людьми.
С Я и Сверх-Я дело обстоит иначе. В той мере, в какой образования Я
стремятся ограничить импульсы Оно собственными способами, а налитик выступает
как возмутитель спокойствия. В ходе своей работы он уничтожает старательно
созданные вытеснения и разрушает компромиссные образования, воздействие
которых патологично, но форма которых полностью синтонна Я. Цель аналитика,
заключающаяся во введении бессознательного в сознание, и усилия образований
Я по овладению инстинктивной жизнью противоречат друг другу. Следовательно,
за исключением случаев понимания пациентом своей болезни, образования
Я рассматривают цель аналитика как угрозу.
Следуя линиям изложения, намеченным в предыдущей главе, мы должны описать
отношение Я к работе анализа как тройственное. Реализуя способность к
самонаблюдению, о которой я говорила, Я делает общее с аналитиком дело;
эта его способность находится в распоряжении аналитика, и Я передает
ему картину других образований, созданную на основе их производных, вторгшихся
на его территорию. Я антагонистично аналитику в том отношении, что в
своем самонаблюдении оно ненадежно и тенденциозно. Сознательно регистрируя
и передавая одни факты, Я фальсифицирует и отбрасывает другие, препятствуя
их освещению, а это полностью противоречит методам аналитического исследования,
настаивающим на том, что рассмотрено должно быть все, что возникает,
без всякой дискриминации. Наконец, Я само является объектом анализа в
том отношении, что постоянно осуществляемые им защитные действия реализуются
бессознательно и могут быть введены в сознание лишь ценой значительных
усилий, подобно бессознательной активности любого из вытесняемых инстинктивных
импульсов.
Защита против инстинкта, проявляющаяся
в форме сопротивления
В предыдущей главе я попыталась провести теоретическое различие между
анализом Оно и Я, которые в нашей практической работе неразрывно связаны
друг с другом. Результат этой попытки еще раз подтвердил тот вывод, к
которому привел нас опыт: в исследовании материал, помогающий анализировать
Я, выступает в форме сопротивления анализу Оно. Факты настолько самоочевидны,
что объяснение кажется почти излишним. Я в анализе становится активным,
когда оно пытается при помощи противодействия воспрепятствовать вторжению
Оно. Поскольку цель анализа заключается в том, чтобы облегчить доступ
в сознание идеаторным представлениям подавленных инстинктов, т. е. способствовать
вторжениям Оно, защитные действия Я против этих представлений автоматически
приобретают характер активного сопротивления анализу. А поскольку для
того, чтобы обеспечить соблюдение основного правила анализа, позволяющего
этим представлениям всплывать в свободных ассоциациях пациента, аналитик
использует свое личное влияние, то и защита, воздвигаемая Я против инстинктов,
приобретает форму прямого сопротивления самому аналитику. Враждебность
по отношению к аналитику и усиление мер, которые должны воспрепятствовать
всплыванию импульсов Оно, совпадают друг с другом. Когда в определенные
моменты анализа защита снимается и инстинктивные представления могут
беспрепятственно проявиться в форме свободных ассоциаций, отношение Я
к аналитику на это время освобождается от искажений.
Конечно, кроме этой конкретной формы существует множество других форм
сопротивления в анализе. Как нам известно, помимо так называемых сопротивлений
Я существуют перенесенные сопротивления, а также те противодействующие,
с трудом преодолеваемые в анализе силы, чей источник лежит в навязчивом
повторении. Таким образом, мы не можем сказать, что всякое сопротивление
есть результат защитных действий со стороны Я. Но каждая такая защита
против Оно, воздвигаемая в ходе анализа, может быть обнаружена лишь в
форме сопротивления работе аналитика. Анализ сопротивлений Я дает хорошую
возможность наблюдать и вводить в сознание бессознательные защитные действия
Я.
Защита против аффектов
Помимо случаев столкновения между Я и инстинктом у нас есть и другие
возможности для наблюдения действий Я. Я находится в конфликте не только
с теми производными Оно, которые пытаются пробиться на его территорию,
чтобы получить доступ к сознанию и достичь удовлетворения, Я не менее
энергично и активно защищается также от аффектов, связанных с этими инстинктивными
импульсами. Отвергая требования инстинктов, Я в первую очередь должно
уладить дело с этими аффектами. Любовь, вожделение, ревность, разочарование
, страдание и печаль сопутствуют сексуальным желаниям; ненависть, гнев
и ярость сопутствуют импульсам агрессии; если инстинктивные импульсы,
с которыми они связаны, должны быть отражены, то эти аффекты должны подвергнуться
всем тем различным мерам, к которым прибегает Я в усилии овладеть ими,
т.е. они должны претерпеть метаморфозу. Где бы ни происходила трансформация
аффекта - в анализе или вне его, она является результатом работы Я, и
нам предоставляется возможность исследовать его действия. Мы знаем, что
судьба аффекта, связанного с инстинктивным требованием, не тождественна
судьбе его идеаторного представления. Очевидно, однако, что одно и то
же Я может иметь в своем распоряжении лишь ограниченное количество способов
защиты. В отдельные периоды жизни и в соответствии со своей собственной
конкретной структурой индивидуальное Я выбирает то один, то другой способ
защиты - это может быть вытеснение, смещение, перестановка и т. д. и
может использовать его как в своем конфликте с инстинктами, так и в защите
от высвобождения аффекта. Если мы знаем, как конкретный пациент стремится
защититься от всплывания своих инстинктивных импульсов, т. е. какова
природа его обычных сопротивлений Я, мы можем составить представление
о его возможной установке по отношению к собственным нежелательным аффектам.
Если же у какого-либо пациента ярко выражены конкретные формы трансформации
аффектов, такие, как полное вытеснение эмоций, отрицание и т. д., нас
не удивит, если он применит те же самые способы для защиты от своих инстинктивных
импульсов и свободных ассоциаций. Я остается одним и тем же, и во всех
своих конфликтах оно более или менее последовательно в использовании
имеющихся в его распоряжении средств.
Явление постоянной защиты
Другой областью, в которой могут исследоваться защитные действия Я,
является феномен, описанный Вильгельмом Райхом в его заметках о «последовательном
анализе сопротивления» (1935). Телесные характеристики, такие, как скованность
и напряженность, такие особенности, как постоянная улыбка, высокомерное,
ироничное и дерзкое поведение, - все это остатки очень сильных защитных
процессов в прошлом, которые оторвались от своих исходных ситуаций (конфликтов
с инстинктами или аффектами) и превратились в постоянные черты характера,
«броню характера» (как говорит Райх, Charaktter - panzerung ). Когда
в анализе нам удается проследить возникновение этих остатков, вплоть
до их исторического источника, они вновь обретают подвижность и перестают
блокировать доступ к защитным действиям, в которые Я активно вовлечено
в данный момент. Поскольку эти способы защиты стали постоянными, мы не
можем связать их возникновение или исчезновение с возникновением или
исчезновением инстинктивных требований и аффектов изнутри или же с появлением
и прекращением искушающих ситуаций и аффективных стимулов извне. Поэтому
их анализ чрезвычайно трудоемкий процесс. Я убеждена, что их выдвижение
на передний план оправдано лишь в том случае, если мы не можем обнаружить
никаких следов текущего конфликта между Я, инстинктом и аффектом. Я полагаю
также, что под «анализом сопротивления» следует понимать не только анализ
этого конкретного явления, но и анализ всех видов сопротивления.
Формирование симптома
Анализ сопротивления Я, его защитных действий, предпринимаемых против
инстинктов и трансформаций, претерпеваемых аффектами, выявляет и вводит
в сознание в динамике те же самые способы защиты, которые предстают перед
нами в застывшем состоянии, когда мы анализируем «броню характера». В
еще большей степени и также в фиксированном состоянии мы преодолеваем
их, когда мы изучаем формирование невротических симптомов. Это так, поскольку
роль, выполняемая Я в формировании этих компромиссов, которые мы называем
симптомами, заключается в постоянном использовании особого метода защиты
при столкновении с конкретным инстинктивным требованием и в точном повторении
этой же процедуры всякий раз, когда подобное требование возникает в своей
стереотипной форме. Нам известно, что имеется постоянная связь между
конкретными неврозами и особыми способами защиты, как, например, между
истерией и вытеснением или между неврозом навязчивости и процессами изоляции
и уничтожения. Такую же постоянную связь между неврозом и защитным механизмом
мы обнаруживаем, когда исследуем способы защиты, которые пациент использует
против своих аффектов, и форму сопротивления, принятую его Я. Отношение
конкретного индивида к его свободным ассоциациям в анализе, и тот способ,
при помощи которого, будучи предоставлен самому себе, он овладевает требованиями
свои инстинктов и отражает нежелательные аффекты, позволяют нам a priori
сформулировать природу формирования у него симптома. При этом исследование
последнего позволяет нам a posteriori сделать заключение относительно
структуры его сопротивления и защиты от своих аффектов и инстинктов.
Этот параллелизм наиболее знаком нам в случаях истерии и невроза навязчивости,
где он отчетливо проявляется в отношении между симптомами пациента и
формой его сопротивления. Формирование симптома истерических больных
в их конфликте со своими инстинктами основано главным образом на вытеснении:
они исключают из сознания идеаторные представления своих сексуальных
импульсов. Аналогична и форма их сопротивления свободным ассоциациям.
Ассоциации, вызывающие защитную реакцию Я, попросту изгоняются. Все,
что пациент ощущает, - это пустота в сознании. Он умолкает; можно сказать,
что в потоке его ассоциаций наступает такой же разрыв, как и в его инстинктивных
процессах при формировании симптомов. Наряду с этим мы узнаем, что способом
защиты, применяемым при формировании симптома Я человека, страдающего
неврозом навязчивости, является изоляция. Я попросту вырывает инстинктивный
импульс из контекста, хотя и сохраняет его при этом в сознании. Соответственно
и сопротивление таких пациентов приобретает иную форму. Пациент с навязчивостью
не умолкает; он говорит, даже находясь в состоянии сопротивления. Но
при этом он разрывает связи между; своими ассоциациями и изолирует мысли
от аффектов, так что его ассоциации кажутся такими же бессмысленными
в малом масштабе, как его симптом в большом.
Аналитическая техника и защита
от инстинктов и аффектов
Молодая девушка обратилась ко мне по поводу состояний острой тревоги,
которые нарушал ее повседневную жизнь и мешали регулярно посещать школу.
Хотя она и пришла по настоянию своей матери, она не проявляла нежелания
говорить мне о свое жизни как в прошлом, так и в настоящем. Ее отношение
ко мне было дружелюбным и искренним, однако я отметила, что в разговоре
она тщательно избегает малейшего намека на ее симптом. Она никогда не
говорила о приступах тревоги, имевших место в перерывах между аналитическими
сеансами. Если я настаивала на анализе какого-либо симптома или давала
интерпретации ее тревоги, основанные на ее же ассоциациях, дружелюбное
отношение девушки ко мне менялось. Каждый такой случай заканчивался градом
презрительных и насмешливых замечаний. Попытка установить связь между
отношением пациентки и ее связью с матерью окончилась полной неудачей.
Как в сознании, так и в бессознательном эта связь была совершенно иной.
В результате этих повторяющихся вспышек презрения и насмешки аналитик
оказалась в тупике и пациентка на время стала недоступной для дальнейшего
анализа. Однако, когда анализ продвинулся глубже, мы обнаружили, что
эти аффекты не являются реакцией переноса в собственном смысле слова
и вообще не были связаны с ситуацией анализа. Они указывали на привычное
отношение пациентки к самой себе, когда эмоции нежности, желания или
тревоги готовы были всплыть в ее аффективной жизни. Чем сильнее аффект
овладевал ею, тем сильнее и злее она себя высмеивала. Аналитик стала
адресатом этих защитных реакций лишь вторично, поскольку она поощряла
стремление пациентки к осознанной проработке своей тревожности. Интерпретация
содержания тревоги, пусть даже и правильно выведенная на основе другого
общения, не приводила к результату столь долго, сколь долго каждый подход
к аффекту лишь усиливал защитные реакции. Было невозможно сделать это
содержание сознательным до тех пор, пока мы не ввели в сознание и тем
самым не нейтрализовали способ защиты пациентки от своих аффектов при
помощи презрительного уничижения процесса, ставшего привычным во всех
областях ее жизни. Исторически этот способ защиты при помощи насмешки
и презрения объяснялся ее идентификацией с покойным отцом, который пытался
воспитать у маленькой девочки самоконтроль, делая насмешливые замечания,
когда ею овладевали эмоциональные вспышки. Способ стал стереотипом благодаря
памяти об отце, которого она горячо любила. С точки зрения техники, необходимой
для понимания этого случая, нужно было начать с анализа защиты пациентки
от ее собственных аффектов и продолжать, идя к разъяснению ее сопротивления
в переносе. И лишь после этого можно было перейти к анализу тревоги и
ее истоков.
С технической точки зрения этот параллелизм между защитой пациента от
своих инстинктов и аффектов, формированием симптомов и сопротивлением
очень важен, особенно в детском анализе. Наиболее очевидным дефектом
в нашей технике анализа детей является отсутствие свободных ассоциаций.
Обходиться без них очень трудно, и не только потому, что на основе идеаторных
представлений инстинктов пациента, возникающих в его свободных ассоциациях,
мы получаем большинство наших знаний об Оно. В конце концов существуют
другие способы получить информацию об импульсах Оно. Сновидения и мечты
детей, активность их фантазии в игре, рисунки и т.д. выявляют тенденции
Оно в более открытой и доступной форме, чем у взрослых, и в анализе могут
заменить проявление производных Оно в свободных ассоциациях. Однако,
когда мы обходимся без основного правила анализа, конфликт, связанный
с его соблюдением, также исчезает, а именно из этого конфликта мы черпаем
наши знания о сопротивлениях Я, когда анализируем взрослых, наши знания
о защитных действиях Я против производных Оно. Поэтому есть риск, что
детский анализ может дать массу информации относительно Оно, но мало
знаний о детском Я.
В игровой технике, разработанной для анализа маленьких детей в английской
школе психоанализа ( M . Klein , 1932), отсутствие свободных ассоциаций
компенсировано самым непосредственным образом. Эти аналитики считают,
что детская игра эквивалентна свободным ассоциациям взрослого, и интерпретируют
игру таким же образом. Свободный поток ассоциаций соответствует ненарушаемому
развитию игры; прерывания и торможения в игре приравниваются к перерывам
в свободных ассоциациях. Отсюда следует, что, если мы анализируем перерыв
в игре, мы обнаруживаем, что он представляет собой защитное действие
со стороны Я, сопоставимое с сопротивлением в свободных ассоциациях.
Если по теоретическим соображениям, например, испытывая колебания при
доведении интерпретация символов до ее крайних границ, мы не можем принять
это полное уравнивание между свободными ассоциациями и игрой, то мы должны
попытаться не пользовать в детском анализе некоторые новые технические
методы, помогающие нам в исследовании Я. считаю, что анализ трансформаций,
претерпеваемых аффектами ребенка, может заполнить пробел.
Аффективная жизнь детей менее сложна и более прозрачна, чем аффективная
жизнь взрослых; мы можем наблюдать, что вызывает у них аффекты, будь
то внутри аналитической ситуации или вне ее. Ребенок видит, что другому
уделяется больше внимания, чем ему, он неизбежно почувствует обиду и
ревность. Исполняется давнее желание - это наверняка его обрадует. Он
ожидает наказания - при этом чувствует тревогу. Ребенку отказывают в
предвкушаемом и обещанном удовольствии или откладывают его - результатом
наверняка будет чувство разочарования и т. д. Мы ожидаем, что ребенок
будет обычно реагировать на данные конкретные события конкретными аффектами.
Но в противоположность ожиданиям наблюдение может показать нам совершенно
иную картину. Например, ребенок может проявлять безразличие там, где
мы ожидали разочарования, быть в веселом настроении вместо огорчения,
проявлять чрезмерную нежность вместо ревности. Во всех этих случаях произошло
что-то, что нарушило нормальный процесс; Я вмешалось, что послужило причиной
трансформации аффекта. Анализ и введение в сознание конкретной формы
этой защиты от аффекта будь то обращение, перемещение или полное вытеснение
говорят нам о конкретной технике, принятой Я данного ребенка, и, подобно
анализу сопротивления, позволяют нам сделать заключение о его отношении
к своим инстинктам и о природе формирования его симптома. Исключительно
важным фактом в детском анализе является то, что, наблюдая аффектные
процессы, мы в значительной степени не зависим от сотрудничества ребенка
и от степени правдивости того, что он нам говорит. Его аффекты выдают
себя помимо его воли.
Вот пример того, о чем я говорила. У
одного маленького мальчика была привычка испытывать приступы военного
энтузиазма всегда, когда имелась причина для тревоги кастрации: он надевал
военную форму, вооружался игрушечной саблей и другим оружием. Понаблюдав
за ним в ряде таких случаев, я предположила, что он обращает свою тревогу
в ее противоположность, а именно в агрессивность. После этого мне было
нетрудно прийти к заключению о том, что за всеми его приступами агрессивного
поведения лежит тревога кастрации. Более того, для меня не было неожиданностью,
когда я обнаружила, что он страдает неврозом навязчивости, т. е. что
в его инстинктивной жизни имеется тенденция обращать нежелательные импульсы
в их противоположность. Одна маленькая девочка, казалось бы, не проявляла
никакой реакции на ситуации разочарования. Единственное, что было заметно,
это подергивание уголка ее рта. Таким образом она выдавала способность
ее Я подавлять нежелательные психические процессы и замещать их физическими.
В этом случае не будет неожиданностью обнаружить, что у пациентки в ее
конфликте с ее инстинктивной жизнью имеется тенденция к истерическому
реагированию. Другая девочка настолько полностью вытеснила свою зависть
к пенису ее младшего брата, аффект, полностью доминировавший в ее жизни,
что даже в анализе было исключительно трудно обнаружить его малейшие
следы. Единственное, что мог заметить аналитик, это то, что в тех случаях,
когда она могла завидовать своему брату или ревновать его, она начинала
играть в странную воображаемую игру, в которой она выполняла роль волшебника,
способного изменять весь мир при помощи своих жестов. Этот ребенок обратил
зависть в ее противоположность в приписывание себе магических сил. При
помощи этого она избегала болезненного осознания того, что полагала своим
физическим недостатком. Ее Я прибегало к защитному механизму обращения,
к тому типу формирования реакции против аффекта, который одновременно
выдает ее навязчивую установку по отношению к инстинкту. После того как
это было понято, аналитику было несложно прийти к выводу о связи волшебной
игры с завистью к пенису. Мы видим, таким образом, что применение этого
принципа служит для перевода защитных действий Я, и такой метод почти
в точности соответствует разрешению сопротивлений Я, возникающих в свободных
ассоциациях. Наша цель такая же, как и при анализе сопротивления. Чем
более полно мы сможем ввести в сознание как сопротивление, так и защиту
против аффектов и тем самым сделать их бездействующими, тем быстрее мы
сможем продвинуться к пониманию Оно.