Кляйн М. - Психоаналитическая игровая техника: ее история и значение

Психоаналитическая игровая техника: ее история и значение
Часть 1

То, что предлагаемая вашему вниманию статья в основном посвящена игровой технике, объясняется соображением, что моя работа с детьми и взрослыми и мой вклад в психоаналитическую теорию в целом в конечном счете основаны на игровой технике, созданной в результате работы с маленькими детьми. Это не означает, что вся моя дальнейшая работа была прямым приложением игровой техники, но достигнутое мной понимание раннего развития, бессознательных процессов и природы интерпретаций, которые могут дать доступ к бессознательному, оказало далеко идущее влияние на мою работу с более старшими детьми и взрослыми пациентами.

Я собираюсь, таким образом, кратко описать шаги, которыми развивалась моя работа из психоаналитической игровой техники, но не буду пытаться дать полный обзор моих открытий. В 1919 году, когда я начала работу над первым случаем, психоаналитическая работа с детьми уже велась, в частности, доктором Hug-Hellmuth (1921). Однако, она не проводила психоанализ детей до шести лет и, хотя она и использовала рисование и случайные игры в качестве материала, она не развила это в специальную технику.

В то время, когда я начала работу, установился принцип, согласно которому интерпретации следует делать очень бережно. За небольшими исключениями психоаналитики не исследовали более глубокие слои бессознательного - у детей такое исследование считалось потенциально опасным. Этот осторожный подход нашел свое отражение в том, что и тогда, и многие годы с тех пор, психоанализ считался применимым только к детям начиная с латентного периода.

Моим первым пациентом был пятилетний мальчик. Я называла его “Фриц” в моих самых ранних статьях. Вначале я думала, что будет достаточным повлиять на поведение матери. Я говорила, что ей следует поощрять ребенка обсуждать с ней более свободно многие невысказанные вопросы, которые, очевидно, были у него на уме и препятствовали его интеллектуальному развитию. Это дало хороший эффект, но удовлетворительного облегчения невротических симптомов не произошло, и вскоре было решено, что я буду анализировать его. Начав анализ, я отошла от некоторых установившихся правил, поскольку я интерпретировала то, что считала наиболее срочным в материале, представленном мне ребенком, и сконцентрировала свой интерес на его тревогах и защитах против них. При этом я столкнулась с серьезными проблемами. Тревоги во время анализа этого первого случая были очень сильные, и, хотя я черпала силы в вере, что я веду работу в правильном направлении, когда наблюдала облегчение тревоги вновь и вновь под действием моих интерпретаций, временами интенсивность свежей тревоги, которая обнаруживалась, приводила меня в смятение. В одном их таких случаев я обратилась за советом к доктору Карлу Абрахаму. Он ответил, что, т.к. мои интерпретации до сих пор часто давали облегчение, и анализ, очевидно, имел прогресс, он не видит оснований для изменения подхода. Я почувствовала себя ободренной его поддержкой, и так произошло, что в последующие несколько дней тревога ребенка, которая достигла критической стадии, значительно уменьшилась, приведя к дальнейшему улучшению. Убежденность, которой я достигла в этом анализе, сильно повлияла на весь ход моей аналитической работы.

Лечение проводилось в доме ребенка с его собственными игрушками. Этот анализ был началом психоаналитической игровой техники, поскольку с самого начала ребенок выражал свои фантазии и тревоги главным образом в игре, и я постоянно интерпретировала ему их значение, в результате чего в игре возникал дополнительный материал. Т.е., я с этим пациентом, по существу, уже использовала метод интерпретирования, который стал характерной чертой моей техники. Этот подход аналогичен фундаментальному принципу психоанализа - принципу свободных ассоциаций. Интерпретируя не только слова ребенка, но также его действия с игрушками, я применила этот базовый принцип к мышлению ребенка, чьи игры и разнообразная деятельность - фактически, его поведение в целом - являются средством выражения того, что взрослые выражают преимущественно словами. Я также руководствовалась двумя другими принципами психоанализа, установленными Фрейдом, которые я с самого начала рассматривала как фундаментальные: что исследование бессознательного есть основная задача психоаналитической процедуры, и что анализ переноса есть средство достижения этой цели.

Между 1920 и 1923 годами я приобрела дальнейший опыт анализа детей, но определенным шагом в развитии игровой техники стало лечение девочки в возрасте двух лет и девяти месяцев, которую я анализировала в 1923 году. Я проводили детали этого случая под именем “Рита” в моей книге “Детский психоанализ”. Рита страдала от ночных кошмаров и фобии животных, была очень амбивалентна по отношению к матери, в тоже время цеплялась за нее в такой степени, что ее с трудом можно было оставить одну. Она имела выраженный обсессивный невроз и временами впадала в депрессию. Ее игра была очень заторможенной, и ее неспособность переносить фрустрации сделали ее воспитание исключительно сложным. У меня были сильные сомнения о том, как лучше взяться за этот случай, т.к. анализ столь маленького ребенка был совершенно новым делом. Первая сессия, казалось, подтвердила мои опасения. Рита, когда ее оставили со мной в ее детской, сразу же проявила признаки негативного переноса: она была тревожна и молчалива, и очень скоро попросила выйти в сад. Я согласилась и вышла вместе с ней - я могу добавить, под бдительным взором ее матери и тети, которые восприняли это как знак провала. Они были очень удивлены, когда увидели, что Рита настроена довольно дружелюбно ко мне, когда мы вернулись в детскую через десять или пятнадцать минут. Объяснение этого изменения состоит в следующем. Когда мы были в саду, я проинтерпретировала ее негативный перенос (что опять было против обычной практики). Из нескольких ее высказываний, и из факта, что она стала менее испуганной, когда мы вышли из детской, я сделала вывод, что она особенно боялась чего-то, что я могу сделать с ней, когда мы были одни в комнате. Я проинтерпретировала это, и, ссылаясь на ее ночные кошмары, связала ее подозрительность ко мне как враждебной незнакомке с ее страхом, что плохая женщина нападет на нее, когда она будет одна ночью. Когда через насколько минут после этой интерпретации я предложила вернуться в детскую, она с готовностью согласилась. Как я уже упоминала, у Риты были заметные задержки в игре, и вначале она почти ничего не делала, кроме как навязчиво одевала и раздевала ее куклу. Но вскоре я пришла к пониманию тревог, лежащих в основе ее навязчивости, и проинтерпретировала их. Этот случай усилил мою растущую убежденность, что необходимым предварительным условием психоанализа ребенка является понимание и интерпретация фантазий, чувств, тревог и переживаний, выражаемых в игре, или, если игровая активность заторможена, причин этих задержек.

Как и в случае Фрица, я вела этот анализ в доме ребенка и с ее собственными игрушками, но в ходе этого лечения я пришла к выводу, что психоанализ не следует проводить в доме ребенка. Я обнаружила, что, хотя она сильно нуждалась в помощи, и ее родители решили, что мне следует попытаться проанализировать ее, отношение ее матери ко мне было очень амбивалентно, и атмосфера в целом была враждебной по отношению к лечению. Еще более важным я нашла то, что ситуация переноса - главная опора психоаналитической процедуры - может установиться и поддерживаться, только если пациент будет способен почувствовать, что консультационная комната или комната для игр, а на самом деле весь анализ, есть нечто отдельное от его обычной домашней жизни. Только при этих условиях мы сможем преодолеть его сопротивления против переживания и выражения мыслей, чувств и желаний, которые несовместимы с общепринятыми, и, в случае детей, ощущаются противоположными тому, чему их учили.

Я сделала дальнейшие важные наблюдения при анализе девочки семи лет, также в 1923 году. Ее невротические трудности, по-видимому, не были серьезными, но ее родители некоторое время беспокоились относительно ее интеллектуального развития. Хотя она была совершенно разумной, она не дружила со сверстниками, не любила школу и иногда прогуливала уроки. Ее отношение к матери, которое сначала было любящим и доверчивым, изменилось, как только она пошла в школу: она стала скрытной и молчаливой. Я провела с ней несколько сессий, не достигнув хорошего контакта. Было ясно, что она неохотно рассказывала об этом, равно как и из других замечаний, я имела возможность сделать несколько интерпретаций, которые дали некоторый материал. Но у меня было впечатление, что я не смогу далеко продвинуться таким образом. Во время следующей сессии, когда она опять была невосприимчивой и замкнутой, я оставила ее, сказав, что вернусь через несколько минут. Я пошла в свою собственную детскую комнату, собрала несколько машинок, кубики и игрушечный поезд, положила все это в коробку и вернулась к пациентке. Девочка, которая не хотела рисовать или делать еще что-нибудь, заинтересовалась маленькими куклами и сразу начала играть. Из этой игры я сделала вывод, что две из игрушечных фигурок представляют собой ее и маленького мальчика, товарища по школе, о котором я уже слышала раньше. По-видимому, существовал какой-то секрет, связанный с поведением этих фигурок, и что остальные игрушечные люди, которые наблюдали за ними и докучали им, за это были помещены поодаль. Деятельность этих двух игрушечных человечков приводила к катастрофе, к падению или столкновению с машинками. Это сопровождалось знаками возрастающей тревоги. В этот момент я проинтерпретировала, со ссылкой на детали ее игры, что, возможно, между ней и ее товарищем произошли какие-то сексуальные действия, и что она испугалась, что это обнаружат, и поэтому стала относиться недоверчиво к другим людям. Я подчеркнула, что во время игры она стала тревожной и, казалось, была готова прекратить игру. Я напомнила ей, что она не любила школу, и что это может быть связано с ее страхом, что учитель может обнаружить ее отношения с ее школьным товарищем и накажет ее. Кроме того, она боялась и поэтому не доверяла своей матери, и сейчас, похоже, испытывает те же чувства ко мне. Эффект от этой интерпретации был потрясающим: ее тревога и недоверие сначала усилились, но очень скоро отступили и им на смену пришло заметное облегчение. Изменилось ее выражение лица, и, хотя она ни соглашалась, ни отрицала то, что я сказала, она проявила свое согласие тем, что стала продуцировать новый материал, и более свободным поведением в игре и разговоре; ее отношение ко мне также стало намного более дружелюбным и менее подозрительным. Конечно, негативный перенос, чередуясь с положительным переносом, возникал вновь и вновь, но, начиная с этой сессии, в анализе появился заметный прогресс. Одновременно произошли благоприятные изменения, как мне сообщили, в ее отношении к ее семье – в частности, к ее матери. Ее нелюбовь к школе уменьшилась и она стала больше интересоваться уроками, но ее задержки в учебе, связанные с глубокими тревогами, разрешились только в ходе длительного лечения.

Мелани Кляйн (Melanie Klein)

Психоаналитическая игровая техника: ее история и значение

Психоаналитическая игровая техника: ее история и значение Часть 1

Мелани Кляйн
(Melanie Klein)

Психоаналитическая игровая техника: ее история и значение
Часть 1